Но давайте не спешить с выводами. История науки знает и другие примеры, когда человеческой жизни хватало на конструирование растения, по урожайности и содержанию полезных веществ неизмеримо более ценного, чем исходный материал. Вот лишь одно из свидетельств тому.
Шел XVI век. Испанские конкистадоры грабили недавно открытый Новый Свет. Груженные до отказа корабли везли в Европу золото, драгоценные камни, а нередко — и экзотических животных, семена неведомых растений. В 1510 году каравелла доставила в Мадрид мелкие продолговатые зернышки многолетника, впоследствии названного ботаником Лобелиусом «цветком солнца», или «гелиантусом». И действительно, его яркие, сочные желто-оранжевые соцветия, словно солнышко, украшали сначала клумбы ботанических садов Испании, потом и дворянские парки всего юга Европы. В начале XIX столетия подсолнечник — а речь идет о нем и о его необычной, как мы уже писали, судьбе — достиг России и тоже попал в великосветские букеты. Позднее вылущенные из корзинок семена стали лакомством, и бывшего «аристократа» переселили в огороды. Лишь в 1829 году оброчный мужик слободы Алексеевской Воронежской губернии Д. И. Бокарев раньше всех в мире догадался выжать из семян масло, которое назвали «постным». Спустя четыре года заработала первая маслобойка с конным приводом, потом появились и небольшие заводы.
Перед первой мировой войной подсолнечник в Росши занимал почти 900 тысяч десятин, масла же вырабатывалось всего 100 тысяч тонн. Ибо выход продукта каждого гектара тогда едва превышал центнер (ныне с той же площади «выжимают» тонну и более). Объяснение столь низкой отдачи? Народные умельцы путем отбора создали растения масличностью до 33 процентов, по переступить этот порог не сумели. Выход конечного продукта на заводах, естественно, был тоже невелик — 25 процентов. Словом, хотя «цветок солнца» и возделывали старательно, культура его оставляла желать лучшего.
Иное дело в наши дни. Подсолнечник не только ценная пищевая культура. Его масло служит важным сырьем для многих отраслей промышленности. Советский Союз уверенно держит мировое первенство по производству этой культуры. Только за последние 10 лет урожай семянок вырос в 2,6 раза при одновременном почти двойном снижении непродуктивной части плодов (лузжистости). Сбор масла с гектара поднят вчетверо. Ныне не редкость, когда в конце года колхозы и совхозы продают государству 6—7 миллионов тонн семян, из которых вырыбатывают 2,5—3 миллиона тонн масла.
Да, в стане подсолнечника поистине произошла революция. Огромная в том заслуга принадлежит краснодарскому селекционеру В. С. Пустовойту, академику ВАСХНИЛ. Его трудами созданы сорта, семена которых больше чем наполовину состоят из масла! В 1976 году, например, масличность товарной продукции составила 54,8 процента. И это достижение ее единичных передовых хозяйств — огромной зоны, вместившей в себя Украину и Северный Кавказ. Российские сорта Армавирский 3497, Находка и другие на испытательных участках Донецкой области показали масличность 56— 59 процентов! Впрочем, и выжатые остатки массы подсолнечника идут в дело. Они ежегодно дают 2 миллиона тонн жмыха и шрота, половина которых оборачивается протеином, хорошо сбалансированным по составу аминокислот. Значит, нынешний подсолнечник дарит еще и великолепный корм для животноводства.
Не удивительно, что и сегодня в нашей стране преимущественно возделывают сорта В. С. Пустовойта, его сподвижников и продолжателей. Высок авторитет отечественного подсолнечника и за рубежом. Американцы, просмотревшие потенциальные возможности собственных «дикарей», обратились за помощью к российским селекционерам. Русский гелиантус сеют, используют для выведения новых сортов во многих странах Европы, Азии, Африки.
Итак, на коренной переворот в судьбе важнейшей сельскохозяйственной культуры и отрасли в целом ушло всего 25 лет. Значит, селекционный рычаг сработал на славу! Оптимистично звучат слова одного из ведущих конструкторов сельскохозяйственных растений лауреата Нобелевской премии Н. Э. Борлоуга, сказанные в 1970 году: «Селекция одержала временную победу в борьбе человека с голодом и лишениями... Если довести ее до конца, то в ближайшие тридцать лет она обеспечит достаточное количество продуктов питания».
И ученым, действительно, по силам такая задача. Пример им подает главный селекционер планеты — Природа. Обследуя зеленые кладовые континентов, экспедиции ВИРа установили: в наши дни в Закавказье растут уникальные пшеницы —в их зерне белка без малого 37 процентов, то есть много больше, чем в возделываемых ныне сортах! Шведские исследователи еще в 1920 году привезли из Эфиопии полудикую форму ячменя. Однако по-настоящему лишь через полвека взялись за нее и открыли: находка, названная Хайпроли (хай — высокий, про — протеин, ли — лизин, а все вместе означает высокобелковый и высоколизиновый сорт), втрое богаче протеином любого известного представителя этой культуры, на 30 процентов насыщенной лизином. А документы середины прошлого века сохранили запись о поразительном картофеле, выращенном под Петербургом. Клубни его на треть состояли из крахмала. Сегодняшние же сорта-рекордисты беднее на 10 процентов... Или овсюг. На какие ухищрения не идет земледелец, стремясь очистить от него пашни, посевы! Но недавно ученые тщательно обследовали коллекцию злостного сорняка. И вдруг — впору не верить! — вы-явили образцы, семена которых содержат 28—30 процентов белка, то есть почти в полтора раза больше того, чем могут похвастать современные сорта овса. и удастся скрестить их с таким овсюгом, то можно от резко сократить дорогостоящие белковые добавки к кормам, изготовляемым с использованием овса.
Так нельзя ли эти и им подобные достижения естественной гибридизации, не мудрствуя лукаво, переселить на наши нивы?
Увы. Мешает их скверный «характер». Скажем, те пшеничные чемпионы из Закавказья сочетают высокую белковость с рядом существенных минусов. У каких-то очень ломкий стебель — непригодны для комбайновой уборки. У иных колос легко теряет зерно — полони на урожая остается на земле. У третьих... Однако отрицательные «черты» не перечислить. Отметим лишь еще одну, общую и для закавказских злаков, и для ячменя Хайпроли: низкую урожайность. С нею на нынешние поля лучше не появляться!
Выходит, созданное природой годно на роль одного из «родителей» сортов со знаком качества. А где взять другого? Очевидно, на нивах, в огородах, садах, где поселены отменно продуктивные растения.
Сказано — сделано.
Ученые принялись собирать, испытывать сельскохозяйственные культуры со всего света. И убедились: найти среди них партнеров выпестованным природой рекордсменам качества чрезвычайно трудно. А причина все та же: веками поощряя в растениях продуктивность, земледельцы зачастую упускали белковость, масличность, сахаристость, словом, важнейшие качественные показатели. Да и природа не очень-то сводит в одном растении урожайность и качество семян, плодов. Потому-то так сложно подобрать для выведения совершенных сортов «чемпионские пары». Примеры?
Соя — заведомый носитель белка. И все же из 284 проверенных ВИРом образцов подлинно богаты этим веществом 37. Из 320 сортов пшеницы, высеянных у нас в стране в 1956 году, отличный или хотя бы по-настоящему хороший хлеб давала четверть. На 4500 различных представителей картофеля истинных крах-малоносов — не больше сотни. В Международном институте риса (Филиппины) подвергли анализу 7260 сортов «жемчужного зерна». И что же? Лишь у 126 из них (меньше 2 процентов обследованного материала!) содержание протеина было высоким. Но всего 6 образцов устойчиво передавали данный признак из поколения в поколение.
Индийский ученый Р. Сингх проверил 9 тысяч образцов сорго, доставленных со всего света. Титанический труд завершился тем, что удалось выделить два растения (это из девяти-то тысяч!), которые почти вдвое богаче всех прочих протеином, а лизином — на 40 процентов. Животные, которых кормили этим зерном, прибавляли в весе вдвое-втрое быстрее, чем на рационах с обычным сорго.
Более того. Привычные нам сельскохозяйственные культуры не несут в себе, так сказать, качество качеств. Что это значит? В белке — помните? — особо ценны аминокислоты, не случайно названные незаменимыми. И вот из мировой коллекции пшениц в ВИРе выбрали 392 образца, более других обнадеживающих по содержанию белка. А проверив их на лизин, экзамена-горы сумели выставить всего 15 отличных отметок. Еще хуже дело с триптофаном. В кукурузе, ячмене, рисе, горохе он и общий белок — будто на доске качелей: когда один взмывает вверх, другой непременно летит вниз. То же и с метионином.
Как же свести количество и качество?
Сначала ученые понадеялись на природу и принялись снова за обследование полей, лугов, огородов, садов.. Вдруг где-то затерялись такие особи, которые все-таки ухитрились соединить в себе трудно совместимые свойства? Но тщательная «инвентаризация» ничего принципиально нового не принесла.
Тогда обратились к селекции. Однако и здесь неудача. «Талантливые» родители чаще давали посредствен-ное потомство. Бывало и по-иному: первое поколение получалось удачным, дальше же благоприобретенное угасало. Предстояло разобраться, почему так происходит. Пойдем и мы вслед за исследователями. Например, за специалистами по пшеницам.
«Докапываясь» до истоков происхождения этого злаки, они убедились: ныне существующее обилие его сортов и даже видов, несмотря на всю несхожесть между собой, обязано своим появлением одному прапрародителю — дикой однозернянке. Сквозь многие десятки тысячелетий дошла она до наших дней: встречается в Закавказье, на севере Турции и Ирана.
А рядом с дикой однозернянкой в Закавказье, других местах природа «поселила» эгилопсы. У некоторых из них колоски, словно бусинки, у других — вроде кувшинчиков, у третьих похожи на игрушечные пирамидки. Скромны и незаметны они среди разнотравья. Как едва приметный ручеек — исток великой Волги — не похож на размах великой реки под Казанью или у Жигулей, так и эгилопсы не сравнить с той же Саратовской 29, Безостой 1, Мироновской 808. И тем не менее не будь невзрачных эгилонсов — не было бы ни этих, ни всех иных нынешних пшениц. Ибо, скажем, твердая пшеница — не что иное, как природный синтез однозернянки и эгилопса спельтоидеса. А мягкая — еще более сложное объединение: к этим двум видам волею случая присоединился третий — эгилопс сварроза. Причем именно последний родитель одарил потомство драгоценными для человека свойствами — повышенной морозостойкостью и эластичной клейковиной.
Вот где таятся истоки качества зерна! Однако для управления признаком этих знаний маловато. Надо установить, когда и как формируют пшеницы белковые вещества, где спрятан «механизм», ответственный за данный процесс.
Собственно клейковину итальянский естествоиспытатель Беккари выделил еще в 1745 году. Но только два с лишним века спустя — во второй половине XIX столетия — независимо друг от друга немецкий ученый Ритхаузен и американец Осборн расшифровали ее состав: клейковину слагают две группы белков — растворимые в спирте проламины и щелочерастворимые глютелины. Накапливают их растения в эндосперме зерен, чтобы обеспечить питанием зародыш, когда семечко начинает прорастать.
Получается, что пшеница, скапливая к осени запасные белки, словно подыгрывает селекционерам. Остается только способствовать естественному процессу.
В действительности все оказалось неизмеримо сложней. Опыты американского биохимика И. Померанца показали: свойства комплекса запасных белков в целом зависят от проламинов. А они и у пшеницы, и у ржи, и у сорго (приятным исключением из этого ряда оказался лишь овес) очень бедны лизином. Наращивая проламины, конструкторы растений практически не улучшают аминокислотный состав зерна. Примерно то же самое можно сказать и про глиадин, хотя чем больше его, тем выше процентное содержание клейковины.
Вывод?
Конечно, надо заботиться о том, чтобы во вновь созданных сортах зерновых хватало запасных белков: тесто из их муки станет хорошо подниматься в опаре, хлеб выйдет пышным. Но важнее другое: калорийность, питательность. А вот как того добиться, оставалось тайной за семью печатями.
Правда, дальнейший биологический анализ заронил луч надежды. Проламины и глиадины — не единственные белки в зерне. Есть еще два вида — альбумины и глобулины. В отличие от первой пары сосредоточены они не в эндосперме, а в зародыше и алейроновом слое. И незаменимыми аминокислотами не обделены. Не случайно ученые назвали их полноценными! Вот бы селекционерам сделать ставку на них...
Увы, во всех известных образцах пшениц белков этих вдвое-втрое меньше, чем «запасных». (Семена, мало-мальски насыщенные альбуминами и глобулинами, выглядят щуплыми. Крестьянин от века старался такие не высевать и, кстати, не ошибался, ибо путных всходов они не давали, так как кормилец зародыша — эндосперм в щуплых семенах сведен до минимума.) Следующая неприятность: если проламины и глиадины до поры до времени лежат в зерне мертвым грузом, то альбумины и глобулины постоянно в движении, поскольку на их основе осуществляется жизнедеятельность клеток. Третья сложность: синтез полноценных белков требует больших затрат энергии, чем «запасных». Конечно же, злакам прямой резон обеспечить себя последними, ибо без них невозможно продолжение рода. Наконец, против белков «выступает» даже архи-тектоника нынешних зерновых. И повинны в том... селекционеры. Ведь они резко подняли урожайность за счет величины колоса и его насыщенности зерном. Способность же корней вытягивать из почвы питательные вещества осталась, по сути, неизменной. Значит, растение вынуждено прежнее количество «пищи» делить на болышее число и более жадных «ртов». Вот сколько «запрещающих знаков» оказалось на пути селекционеров!
Первый шаг был сделан, когда сначала японские исследователи под руководством X. Кихары, затем ученые других стран выяснили: качество злаков, подсолнечника, картофеля, любого другого представителя культурной флоры — свойство наследуемое. Значит, им «командуют» какие-то гены. Какие именно? Ведь их в ядре клетки миллионы!
Со временем пришел ответ и на этот вопрос: было определено расположение и тех из них, которые отвечают за синтез запасных, и тех, которые контролируют полноценные белки. Вот бы несколько приглушить работу первых и, наоборот, «подхлестнуть» вторые! Но где взять сверхтонкий инструмент, что разорвет связь между ними?
Чуть проще обстоит дело с генами, контролирующими качество качества, то есть содержание незаменимых аминокислот. У того же ячменя Хайпроли за этот признак отвечает всего один ген. И точное местоположение его найдено — в длинном плече седьмой хромосомы. Выяснено даже, что появление в наследственном аппарате именно этого гена ведет к увеличению лизина — не где-нибудь, а в эндосперме. Однако и тут незадача: столь желанный ген прочно сцеплен с геном, привносящим с собой щуплость. У мягкой пшеницы и того сложнее: аминокислотный состав зависит от трех генов. Значит, опять надо искать к ним «подходы».
Выявлены 3—4 пары рецессивных генов, «опекающих» клейковину в зерне пшеницы. Найдены гены доминантные, ответственные за белковость пшениц. Опираясь на эти данные, ученые составили списки сортов-доноров, в чьих хромосомах находятся «контролеры» качества. В число избранных попали и закавказские пшеницы, и ячмень Хайпроли, и другие, им подобные, самой природой помеченные знаком качества.
Казалось бы, что еще нужно селекционеру? Бери, скрещивай — и удача не за горами. Именно так было и решили селекционеры США. И поплатились за поспешность. Они скрестили хороший по мукомольным свойствам сорт Баат с другим сортом, отличающимся приличной урожайностью, но с неважным качеством зерна. И что же? «Брак» не удался. Лишь каждый второй, а то и третий «ребенок», рожденный от него, перенял — и то ненадолго — положительные черты родителей. Остальные упрямо наследовали нежелательные свойства.
Следовательно, мало найти владельцев гена качества. Еще надо обнаружить достойных партнеров этим растениям. Учтя ошибки соотечественников генетик В. Джонсон из университета штата Небраска (США) обратился к богатому белком, лизином, метионином и триптофаном сорту Атлас 66, полученному с помощью гибридизации из бразильской пшеницы Фрондозо. В Атласе 66 за повыщенное качество ответственна одна хромосома, в длинном плече которой расположены два соответствующих гена. Но беда сорта в слабых хлебопекарных возможностях зерна. Стремясь исправить недостаток, В. Джонсон соединил Атлас 66 с сортом Каманч, завоевавшим популярность у фермеров отменной клейковиной и отличными урожаями. Выбор диктовали выписанные на бумаге генетические формулы: из них явствовало, что срывая бояться нечего. И «математика» не подвела: по содержанию белка новый сорт обошел «родителей» на 2—3 процента, не снизив уровня урожайности. Причем свойства эти; были, надежно закреплены в наследственной памяти потомков.
Затем был обнаружен еще один донор высокого качества — пшеница сорта Нэп хэл. И если у Атласа 66 белок сосредоточзн преимущественно во внутренней части зерновки — эндосперме, то есть он запасной, то у второго — и там, н в оболочке зерна. Поэтому белок Нэп хэла богат лизином. В ходе исследований ученые установили, что синтез белка у этих сортов контролируют разные гены, и, следовательно, в принципе есть возможность гибридизацией соединить их между собой и получить злак, близкий к чемпиону по белку — закавказским пшеницам. Ну, а пока селекционеры ряда стран вывели линии пшениц, чье зерно содержит свыше 23 процентов белка.
Российские хлеборобы сегодня имеют немало высококачественных сортов пшеницы: вспомним хотя бы уже упомянутые Саратовскую 29 и другие детища В. Н. Мамонтовой и ее последователей, Безостую 1 и остальные сорта, рожденные в Краснодаре, Одесскую 51. Характерно, что год от года в нашей стране увеличиваются площади под сильными пшеницами.
Напряженно работают селекционеры наших дней. Например, исследователи Д. Экстелл и Т. Унд из университета Пардыо, что в штате Иллинойс (США) сообщили, что два образца трав из Эфиопии положили начало новому сорту луговых и пастбищных культур, обладающему исключительно высоким содержанием лизина. А в селекционно-генетическом институте (Одесса) наконец-то разорвали связь между геном, контролирующим в ячмене Хайпроли высокое содержание лизина, и теми, которые несут с собой щуплость зерна. Теперь появилась возможность соединить в ячмене прежде несовместимое — отменное качество и достаточную урожайность. Но надеяться на близкую победу рано. Предстоит еще весьма затяжной поиск, ибо придется прибегать к обходному маневру: на основе Хайпроли создавать новых доноров, более близких по «духу» современным культурам, а уж их вовлекать в скрещивание с имеющимися в арсенале растениеводов сортами.
Конструкторы растений вышли на верную дорогу.
Стремясь к сочетанию количественных и качественных показателей, они соединяют гены нескольких рекордистов урожайности и отдельно — близких им по требованиям к условиям возделывания чемпионов по белку, лизину. Чтобы нужные достоинства закрепить в потомстве, ищут подтверждения искомых свойств в нескольких поколениях растений. Затем строго по правилам генетики «избранников» из разных групп «сочетают» между собой, добавляя по мере надобности тот или иной исходный компонент. И, конечно, жесткий отбор — отстраняется все, вызывающее хотя бы тень сомнения.
Работая по этому принципу, российские селекционеры В. М. Бебякин и Л. П. Беспятова скрестили две знаменитости — Атлас 66 и Саратовскую 29. И уже первое потомство порадовало ученых: на 4 процента больше клейковины, чем у исходных сортов. Правда, увеличить содержание протеина не удалось. Тогда исследователи прибегли к беккроссу (возвратному скрещиванию), то есть принялись через поколение вновь привлекать высококачественную Саратовскую 29, параллельно отбирая самые интересные образцы. И труд увенчался успехом: на опытных делянках стала вызревать пшеница, превзошедшая предшественников как по технологическим свойствам (клейковине), так и по белковости.
Найдены и иные методы создания качественных сортов зерновых. Среди них — отдаленная гибридизация культурных злаков с их дикорастущими сородичами (это очень трудно, но сотрудники ВИРа подобрали «ключ» — все тот же беккросс). Помогает и искусственный мутагенез, в ходе которого человек перекраивает наследственный аппарат растения, воздействуя сильнейшими внешними раздражителями — химикалиями или ионизирующими излучениями. Именно с помощью гамма-лучей в Индии получили пшеницу Шарбати Сопора, а у нас Новосибирскую 67, которые по содержанию белка заметно обогнали исходные сорта (соответственно Сонора 64 и Новосибирская).
Еще один путь в походе за качеством подсказали биохимики и физиологи. Они выявили, что основной вклад в накопление веществ зерновок вносят ближайшие к колосу листья. Даже столь несущественные на первый взгляд части злаков, как колосковые чешуйки, на самом деле полезны, поскольку «поставляют» в колос несколько процентов углеводов. Но ведь синтез углеводов и белка в зерне — это процессы, конкурирующие между собой. Ход и того, и другого зависит от деятельности ферродоксина — соединения, «спрятанного» в хлоропластах, то есть в тех внутриклеточных структурах, где идет фотосинтез. Так вот, ферродоксин, отдавая шесть электронов, превращает три молекулы углекислого газа в сахар. Однако ровно столько же нужно и для толчка к образованию белка — восстановления нитрита в аммиак. И, чтобы растение могло вести эти две реакции параллельно, оно должно обладать достаточной фотосинтетической способностью. Иными словами, в нем необходимо улучшить хлоропласты. Как?
Хотя бы позаимствовав их у злостых сорняков вроде пырея, в которых маленькие внутриклеточные «реакторы» работают эффективней, чем в культурных растениях. Однако на пути встала преграда: хрупкие микроскопические хлоропласты не удавалось «протащить» через целлюлозную оболочку клетки злака. Исследователи на эту затею уже рукой махнули. Как вдруг...
Биологи научились снимать с растительных клеток оболочку и в таком виде поддерживать в них жизнь. Этим и воспользовался американский ученый П. Карлсон: коль оболочка удалена, то ничто не мешает перенести хлоропласты из одного организма в другой. За ним тот же опыт на петуниях повторил И. Потри-кус (Германия). Разумеется, несколько удачных проб еще не дают основания считать, будто подобная операция гарантирует успех. Но они подтвердили, что интенсифицировать процесс фотосинтеза, очевидно, можно.
И, наконец, еще об одном, пусть и не близком по воплощению, но перспективном решении проблемы белка: на повестку дня поставлен вопрос о создании зерновых, усваивающих азот из воздуха, а потому в меньшей степени зависящих от содержания его в почве. Еще недавно эту идею —и то робко! — высказывали лишь писатели-фантасты. Ибо таким свойством обладает очень маленькая группа растений, в основном относящихся к бобовым (в том числе знакомый всем клевер, который на своих корнях «селит» азотфиксирую-щие бактерии и потому не только не обедняет, а, наоборот, обогащает почву жизненно важным элементом). Оснастить же другие растения схожим «аппаратом» представлялось иллюзией. Однако в середине 70-х годов уже упомянутый П. Карлсон, используя генную инженерию, совместил клетки азотфиксирующих микробов с клетками моркови: их симбиоз благополучно развивался на искусственной питательной среде. Эксперименты в том же направлении ныне удачно проводят в Канаде. И хотя, естественно, это не более чем скромное начало, но и оно вселяет надежду.
Сказали веское слово и селекционеры, работающие с другими культурами. Чемпионкой мира стала выведенная в России свекла Рамонская 100: в ее корнях содержание сахара превысило 21 процент. Клубни картофеля белорусских сортов Лявониха, Темп, Садко накапливают до 22 процентов крахмала — на целых 5 процентов больше прежнего рекордного достижения. Или хлопчатник — молодая для нашей страны культура. В начале века его возделывали мало, очагами в Средней Азии, да и то низших сортов. В основном же сырье, прежде всего тонковолокнистое, Россия ввозила из-за рубежа. Теперь, пожалуй, только люди старшего возраста помнят лозунг 30-х годов: «За хлопковую независимость страны»! И она была достигнута. Не сразу: десятилетием раньше в России впервые высеяли диковинку — тонковолокнистый хлопчатник. Уроженец Египта, он даже в Туркмении — самой теплой нашей республике — созревать не успевал. Ныне же свои, отечественные сорта этого самого драгоценного вида «белого золота» выращивают многие хозяйства Средней Азии. Мало того. Волокно сорта 9647-И, выведенного в небольшом туркменском городке Иолотань, ничуть не уступает тому, который дает «король» мирового хлопководства — зарубежный сорт ГИЗА-45.
Примеры, примеры... Их много. И все подтверждают: селекция — мощный рычаг подъема и количества, и качества сельскохозяйственной продукции. По свидетельству специалистов, внедрение в практику создаваемых ныне сортов поднимет выход белка, крахмала, масла, сахара по крайней мере на 3 процента. А это очень много, если учесть масштабы сельскохозяйственного производства.
И все же путь селекционеров, улучшающих качество растений, и сегодня не усыпан розами. Уж на что действенна искусственная мутация, но и здесь нужно обработать порой 500 тысяч образцов, прежде чем будет получен один (1), в котором содержание белка и лизина по сравнению с исходным материалом поднимется на 25 процентов. Более того, даже этот единственный «счастливчик» может оказаться с изъянами. Так, из пшеницы Безостая 1 недавно искусственным мутагенезом выделили два образца, что на 40—50 процентов богаче лизином, чем сорт П. П. Лукьяненко. Однако радость успеха омрачена: зерно у них сморщенное, весит чуть не вдвое меньше, чем у Безостой 1. Схожая история произошла и с мутантом Ризо 1508, полученным, из ячменя сорта Беми.
Своеобразный «сюрприз» преподнес ученым и подсолнечник. Они успешно повысили масличность семян, но вместе с тем новые сорта вобрали в себя значительно больше, чем прежние, линолевой и стеариновой кислот. А ведь они ухудшают качество конечного продукта — растительного масла.
Однако, предположим, селекционеры добились своего: довели качество культурных растений до уровня закавказских пшениц или того легендарного картофеля, слава о котором идет из прошлого века. Значит ли это, что тем самым будут решены все проблемы?
К сожалению, нет. Новые сорта требуют к себе принципиально иного, более тонкого отношения, они чрезвычайно чувствительны к условиям окружающей среды. Даже самый совершенный сорт может растерять свои чудесные свойства, если пренебрегать климатом
Рычаг второй, климатический